Аннотация:
Лихие 90-е, разгул декоммунизации в городке, где все на виду, от соседей ничего не скрыть, и у всякого своя тайна. Ничто не предвещало странную смерть безобидного алкаша, затем гибель ребёнка. Подозрения поочерёдно падают на грабителей, волка-мутанта, наконец ревнивую женщину. Но вот маньяк выявлен и взят с поличным при очередном трупе. Теперь-то жизнь городка вернётся к прежней тихой размеренности - разве нет? Ужасы, мистика, триллер

— 1 —

Ленин рухнул. Когда пули эсерки Каплан сразили его, он пал не сразу. Будучи живым, он умел сопротивляться. Так и став монументом, он не желал сдаваться. И когда десятки рук вцепились в канаты и под «раз-два-тянем» рванули — он устоял. Но подогнали трактор, и железная арматура не сдержала напора упрятанного в мотор табуна лошадей, гипсовые колени треснули, ноги Ильича подогнулись, и он завалился, под бравурный туш и на радость селянам.

  — Свершилось! — разнёсся усиленный динамиками голос директора школы. — Дорогие мои односельчане, наконец-то мы с вами освободились от оков коммунистического ига и говорим радянской империи наше остатóчное прощевай. Вот он, окаянный упырь, тянувший все соки из волелюбных народов, повержен. Отныне нам открыт путь возвращения в лоно цивилизации либеральных ценностей. В знак чего вознесём же здесь, пред школой, крест. Дабы указал он детям нашим путь от былого безбожия к истинному небесному добру. Отче Агафон?

Батюшка в чистой чёрной рясе и с большим золочёным распятьем на груди вышел вперёд и без всяких микрофонов затянул могучим баритоном:

  — Господу помолимся…
  — Дети, ну же! Ну же! — знаками показал директор.

И хор школьников подхватил:

  — Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя…

Но не все разделяли общее ликование.

  — Вовсе он не был упырём. Ленин как раз был за право на самоопределение народов. Только благодаря ему Российская империя и была поделена на союзные республики.
  — Да тише ты, Олежка, — одёрнула его стоящая рядом девочка. — Услышит директор, опять тебе неуд по поведению в дневник поставит.
  — Так июнь же на носу, я без дневника сюда пришёл.
  — Ну, значит, запомнит и потом двойку в четверти влепит. Он и в следующем году может. А если сильно разозлится, то и аттестат тебе испортит.
  — Чё базарим?

Между мальчиком и девочкой встряла наглая рожа. Стрижка ёжиком, глаза озорные, явно какую-то проказу опять замышляют, но лицо улыбается по-доброму.

  — Привет, Костик. А ты чё не при директоре?
  — Да я отпетлял. Сказал, пойду, мол, гляну чтоб этот умник, — он мотнул головой в сторону Олежки. — Не отчебучил чего. Ну короче, неча тут торчать. Тут ещё беспонтовых речей на час будет, не меньше. Давайте свалим, а?
  — А тебе не влетит?
  — А я скажу, его отводил до хаты. Нас тут никто и не хватится. А мы айда на речку, а?

И троица улизнула с вселенского праздника местного розливу. Пока чуть ли не каждый считал своим долгом подняться на трибуну и сказать свои пару слов, про горечи жизни при проклятущих коммуняках и восхитительное будущее прекрасных либеральных свобод, друзья уже выбрались за околицу, благо посёлок городского типа был не так уж велик. И вот она, речка. Ласковое солнце, жаркий день, да слегка прохладная вода. Чего ещё надобно для простого счастья?

Окунулись разок, вылезли на берег. Хорошо.

  — Галь, я чё сказать-то хотел, — как бы невзначай обронил Костик, пока Олежка скрылся куда-то в кусты.
  — Хочешь так говори, — усмехнулась она, встряхнув косичками.
  — Ты красивая.
  — Скажешь тоже, — отмахнулась Галька. — Вот Анфиса директорская, вот она да.
  — Не ну она…
  — Ты чё хотел сказать?
  — Не я ничё! — испугался он.
  — Да знаю я все ваши мужицкие разговоры. За глаза меж собой потаскухой обзываете, а сами все на неё слюной исходите.
  — Не, я не такой.
  — Ты ж никак ко мне клинья подбиваешь?
  — Не, ну… Вообще да. Галь, будь моей девушкой, а?

Она отвернулась. К чему торопиться с ответом. Пусть помучается, больше ценить будет её согласие. Но тут её внимание привлекло кое-что.

  — Смотри-ка, там Олежка рукой машет. Да не кричи! Видишь, показывает чтоб тихо. Идём?
  — Ну, давай, — нехотя буркнул Костик.

Потому как ну что там этот ботаник опять такого нашёл? Стрекозу необычной расцветки? Блин, вот обломал же всю волнительную беседу. А вдруг бы она сейчас согласилась? И он стал бы первым парнем из класса, у которого официально появилась девушка. Вот как дал бы больно сейчас этому умнику… Но нельзя. А то у кого списывать потом?

  — Ну что нас звал?
  — Да тихо. Вон там, за кустами. Только не высовывайтесь.
  — Ой, там женщина…
  — Ого! Ну, Олежка, вот тут ты грамотно подсёк момент.

Затаившись в своей засаде, они подсматривали, как на берегу тихой заводи, со всех сторон окружённой густыми кустами, раздевалась женщина. Молодая и красивая. И волосы уложены лаком, и ногти накладные накрашены разными цветами. И на ногах покрашены тоже. Сарафан долой. А за ним пришёл черёд и белья.

  — Ой, мальчики, да у неё ж там сердечком выстрижено.

Красотка зашла в воду. Недалеко. Здесь, в тени густых зарослей, вода была прохладнее. Нежная кожа быстро покрылась мурашками.

  — О, простите, прелестная мадмуазель, что невзначай нарушил Ваше уединение.
  — Ай!

Она в испуге оглянулась. На берегу стоял мужчина. Молодой, спортивного вида. Но будто не местный. Одет как городские одеваются. И очки тёмные. Модные такие, как из кино заграничного.

  — Вижу, испугал Вас. Ещё раз искренне прошу меня извинить. Но Вы так красивы как богиня, любой залюбовался бы Вашей красотой.
  — Ой, ну скажите тоже, — улыбнулась она.

И руки слегка отвела. Что вроде и прикрывается ими, а по сути-то ничего и не скрывает.

  — Коли только любуетесь, то чего уж, поглядите.
  — Я восхищён Вами. И, разрешите представиться. Сэмэн, предприниматель из большого города. А тут проживаю в собственном уединённом коттедже. Который, однако, надеюсь со временем перестроить в скромную виллу.
  — Сэмэн? Что это за имя такое? Ах, да ты ж Семён! Ох ты и болтун, Сеня. Но сладко убалтываешь. Мне нравится.

Она уже вышла из воды и стояла в паре шагов от малознакомого мужчины. В чём мать родила, стояла. И не думала прикрываться от его взгляда.

  — Тогда, разрешите проводить Вас…
  — Нет, не разрешаю. У нас тут, Сеня, городок небольшой. Скорее большая деревня. Так что видеть нас вместе не должны. Но ты мне шепни адресок, где твой коттедж уединённый, я сама к тебе в гости загляну.
  — И когда же ждать Вас, моя богиня?
  — А вот дай-ка подумать. Завтра муж дома. А как раз послезавтра уедет в город, товар для лавки закупать. Значит, послезавтра и жди меня.
  — Замётано, богиня.
  — А ты решительный. Ну давай. Тебе туда, а я сюда пойду. И не вздумай за мной ходить. Жди. Я точно приду.
  — Обещаете, прекрасная незнакомка, чьего имени я не знаю?
  — Обещаю. Уж не сомневайся. А зовут меня Люба.
  — Люба, значит, любовь моя.
  — Вот послезавтра меня и полюбишь. А теперь расходимся.

Мужчина и женщина на том берегу разошлись.

  — Мальчики, вы поняли, да? Нет, вы поняли, что сейчас тут было? Она же… Нет, вот она потаскуха. А вы на Анфису напраслину наводите.
  — Да Анфиска директору…
  — А ты чё, видел что ли? Свечку им держал?
  — Ну не. Но все так говорят.
  — Да брешут они со зла. Сами её хотят безумно, вот и брешут. Все вы, мужики, такие. Коли девушку хотите, да она не про вас, так значит потаскуха. Только слухи пакостные распускать и горазды.
  — Не ну, Галь, я не такой.
  — Чё не такой? Только что про Анфису чего языком трепал?
  — Так я ж не про тебя.
  — Сегодня про неё, а завтра и про меня, коли я тебе откажу.
  — Да ни в жизнь!
  — А проверим? Ну так вот, я тебе отказываю. Не буду я твоей девушкой. Усёк?
  — Ну Галь…
  — Ребята, а я, кажись, знаю, что это за Люба. Это ж жена…
  — Да молчи ты, ботаник.

В сердцах бросил Костик, и пошёл догонять Галю.

У этого произведения нет оглавления, оно состоит из 30 пронумерованных сцен - в каждой из которых очередной кусочек мозаики, в финале складывающуюся в жуткую, но строго логически обоснованную разгадку всех трагедий городка, затерянного где-то на бескрайних пост-советских просторах, и помощи его жителям ждать неоткуда.